Главные новости
Горловскому, известному загорскому преподавателю, лектору, литературному критику и писателю, чье имя носит не менее известная в городе библиотека, сегодня, 5 мая, исполнилось бы 80 лет.
Александр Самойлович Горловский в обширном кругу друзей был просто Аликом.
К нему в дом приходили запросто поодиночке и компаниями, часто без предупреждения, потому что квартирные телефоны тогда редко кто имел, а мобильников не было вообще.
Сказать, что дом Горловских был гостеприимен, значит ничего не сказать. Алик щедро отдавал друзьям свою чуть ли не самую большую ценность — время. Занят он всегда был выше крыши, постоянно работал над несколькими статьями, которые нужно было сдавать строго ко времени, готовился к лекциям. А Маша, собирая на кухне чайный стол, тоже бросала домашнюю работу или проверку тетрадей, становилась радушной хозяйкой, самым искренним образом радуясь гостю, зная, что сидение это надолго и даже не всегда миром кончится.
Разговоры были откровенными до жесткости, как тогда говорили, не для печати. Алик был горячим сторонником той части либеральных коммунистов, которые искренне верили, что все наши беды происходят от искажения фундаментальных принципов, заложенных в идее построения бесклассового общества, что эти идеи раньше или позже победят во всем мире. Трудно было в этом сомневаться: в войне победил наш общественный строй, четверть человечества приняла социалистическую форму развития, а большинство стран “третьего мира” было охвачено национально-освободительным движением. Никакие доводы того, что капитализм предложил более высокую производительность труда, что мы отстаем от передовых капиталистических стран в области информационных технологий на десяток лет, не казались ему имеющими решающее значение: наше морально-этическое превосходство перед миром наживы, каким считали всю капиталистическую систему, казалось ему решающим в исторической перспективе. Может, он и был прав?
Дом, где жили Горловские, и сейчас стоит на улице Толстого. Когда-то она называлась тупиком Толстого. Алик негодовал не столько по поводу самого названия, сколько по поводу невежества чиновников, давших улице такое название. Сколько я его не убеждал, что чиновники, сами того не понимая, попали в самую точку, что жизнь писателя, особенно в его последние годы, — это величайшая человеческая тупиковая трагедия (да он знал это в сто раз лучше меня), все равно Алик упорно добивался и добился-таки переименования улицы.
Подымаясь к квартире Горловских, еще на лестнице можно было услышать стук печатной машинки. У него была старенькая “Москва”, на которой он двумя пальцами печатал свои работы: статьи, рецензии, эссе и даже большую книгу.
Тексты его лекций никогда не были им положены на бумагу, он на карточках писал тезисы и читал свои лекции, легко импровизируя. Это были удивительные лекции по русской литературе XIX-XX веков, когда он блестяще читал по памяти десятки стихотворений, цитировал великих критиков, увлекал слушателей в исторические экскурсы. На его лекции приходили, как на редкий спектакль, как на знаменитого Андроникова.
Алик много работал. Он не любил лечиться, считая это потерей времени. Но к концу восьмидесятых, в самый разгар перестройки, которую он принял восторженно, он почувствовал себя настолько плохо, что ему стало тяжело носить свой портфель, набитый книгами.
Племянник Алика Вадим работал заведующим неврологическим отделением 63-й московской больницы. Он посмотрел Алика и отправил его в лабораторию сдать кровь. Когда тот вернулся с результатами, они оказались таковы, что Вадим им не поверил и заставил его повторить анализ. Увы, результат подтвердился, и Вадим стал настаивать на немедленной госпитализации.
— Да какая госпитализация, у меня в трех редакциях лежат рукописи, на месяц расписаны лекции...
Ровно год Алик пролежал в институте гематологии, перенес сложнейшую операцию и все это время продолжал работать над повестью о маме...
Его облик, что изображен на доске на фасаде библиотеки его имени, сделан с портрета, который я снимал у себя дома. Когда я навел объектив, он слегка прищурился и о чем-то пошутил. Жаль, что на той доске отрезана часть его бороды. Из-за этой смоляной бороды у Алика было прозвище Фидель. Это его забавляло, и думаю, что в душе он ему радовался.
Исаак МАРОН
Популярное
опрос
Какой социальной сетью Вы чаще всего подьзуетесь?
