Общество

Воспоминания о Мишутине

09 декабря 2012 3676 Вперед

О жизни в селе почти век назад (часть вторая)

Мы продолжаем публикацию отрывков из воспоминаний нашего земляка Александра Георгиевича Ратникова о жизни в селе Мишутино в 1920-х — 1930-х годах. Начало — в “Краеведческом вестнике” от 3 ноября.

Школа

В школу я попал стихийно. Однажды зимним днём мы, группа ребят, толкались около её крыльца без всякой цели. Вдруг выходит учительница и повелительным тоном говорит: “А ну, ребята, заходите!” Рассадила нас по партам, записала в журнал, и на следующий день мы были уже настоящими учениками. Дома все удивились: как же так, кто тебя посылал?

Было это в 1923 году. Время тяжёлое, всего не хватает. Букварь нам дали один на троих, и какой букварь! Весь зачитанный, рисунки трудно рассмотреть. О тетрадях, карандашах, ручках, чернилах и говорить было нечего. Продавалось всё это в частном магазине Елова и стоило дорого — кто же будет тратить деньги на такую ерунду?

Все три класса занимались в одной комнате, каждый класс выполнял свой урок. Помещение имело жалкий вид: голые бревенчатые стены, грязный пол, облезшая доска и старый шкаф, куда убирались школьные принадлежности. Парты были тоже облезлыми, да еще и изрезанными вдоль и поперёк. В трёх классах учились 25 мальчиков и ни одной девочки.

Все учебные принадлежности мы готовили сами. Чернила делали из сажи и свеклы. Тетради сшивали из бумаги, какая была в наличии дома, и сами чертили линейки на листах. Отец купил мне карандаш, ручку с пером и чернила, но всё это на второй же день было отобрано старшеклассниками. Учительница Александра Викторовна на нас, крестьянских детей, смотрела с полным отвращением, говорила: “От вас навозом пахнет”. Относилась к нам плохо, била чем попало. Хорошо, что со второго класса к нам прислали Михаила Николаевича Родионова — человека, рождённого быть учителем.

Был он холостяком, но очень любил детей. В школе всё стало по-другому. Он приходил на мужицкие сходки и беседовал о том, что нужно для школы, о пользе учёбы.

В школе появились девочки. Родители стали регулярно привозить дрова, в помещении потеплело. Михаил Николаевич сам где-то покупал и приносил на всех учебники, тетради, карандаши, ручки и другие учебные принадлежности в большой корзине.

Я низко кланяюсь Михаилу Николаевичу за то, что он привил мне любовь к чтению, любовь к книгам. У него дома, очевидно, была хорошая библиотека, он приносил детские и приключенческие книги в школу и раздавал нам для прочтения. Когда я возвращал книгу, он обязательно просил рассказать о прочитанном и был очень доволен моими успехами.

Коллективизация

Со смертью отца и матери кончилось моё детство: пришлось взяться за все домашние крестьянские работы. Зимой я вместе со взрослыми возил на лошади дрова из леса в город. Вставать надо было в четыре утра, а возвращались домой только к вечеру. Весь день приходилось быть на морозе, поднимать непосильные тяжести. Летом я пахал, косил, молотил.

В это время началась коллективизация. Бог ты мой, что тогда творилось! Ведь сотни лет существовала одна система ведения хозяйства в деревне, она прочно вошла в сознание и практику крестьянина, и вот в один год решили всё перестроить. Деревня только вошла в новую колею жизни, которая пришлась по душе мужику. Прошло несколько лет с тех пор, как были отменены прод-развёрстка и продналог. Деревня стала неузнаваемой, крестьянские хозяйства окрепли, разбогатели, появились “кулаки” — не те, которые остались после революции, а новые, советские. И вот всё это, только что нажитое своим трудом, — лошадь, корову, весь сельскохозяйственный инвентарь — нужно куда-то отдать. Как же так?

Как теперь жить и работать, крестьянину было неясно, а его торопили, подталкивали в неизвестность. Агитировали чаще неумело, грубо. Кое-где стали угрожать арестами, оружием. Мужики упёрлись, начали отстаивать свои права. Тогда решили, что это агитация классового врага. А классовый враг известно кто — “кулак”. Ну, если он найден, значит, нужно его ликвидировать, и тогда пойдёт дело на лад.

Был выдвинут лозунг — “Ликвидация кулачества как класса”. Под него попали все подряд — и “кулаки”, и не “кулаки”, а просто старательные, умные крестьяне, которые за годы советской власти поставили на ноги свое хозяйство. Все условия к тому были. Бедняками остались в большинстве своём те, кто не хотел работать, а хотел легко жить.

Раскулаченных высылали в не столь отдалённые места, а их имущество передавалось в распоряжение местных государственных органов. В Загорске раскулаченных было так много, что ими были забиты все учреждения: школы, тюрьма, казарма и прочие. Помню, как из окон этих зданий с плачем и воем высовывались женщины и дети, а в ответ раздавались возгласы, крики и плач собравшихся родственников и знакомых. Получался многоголосый вопль, вопль великого множества людей. Этот шум и крики подняли тысячи галок, которые гнездились в стенах монастыря, и они, собравшись в общую стаю, представляли собой чёрную тучу, заслонившую небо. Всё вместе это наводило ужас.

Мы с первого же дня вступили в “Колхоз имени 2-й пятилетки”. Тогда работать стало немного легче — не надо думать, что делать завтра и, самое главное, как это делать.

Донос

Году в 1935-м мне поручили заведовать избой-читальней. Пользуясь тем, что в нашем селе была контора леспромхоза, школа, сельсовет, почта, библиотека, я как умел привлекал эту сельскую интеллигенцию к культурным мероприятиям. Ездил в Загорск и разыскивал в фабричных и заводских клубах подходящие для села пьесы, и мы ставили их своими силами.

Прежде чем приступить к репетиции, нужно было с этой пьесой зайти к уполномоченному Главлита и получить его визу. Тогда было строго. После одной из таких постановок я и некоторые мои товарищи чуть не попали в разряд неблагонадёжных. Дело было так.

В январе 1937 года, в день столетия со дня смерти А. С. Пушкина, мы решили провести юбилейный вечер. Читали его стихотворения, поставили маленькую пьеску “Случай в корчме” — отрывок из “Бориса Годунова”. Всё прошло гладко. После торжественной части мы, весь художественный коллектив, решили немного повеселиться и пошли в наш дом. Там мы немного выпили, потанцевали, спели под гитару и разошлись по домам. Надо сказать, что во всех мероприятиях мне очень много помогал наш тогдашний учитель Волков.

Через неделю после того вечера я получаю повестку. Прихожу по указанному адресу, это оказалось в Лавре, там в полутёмной комнате за столом сидит мрачного вида товарищ. Не пригласив сесть, он встал, запер на крючок дверь и стал записывать мои данные. Осмотревшись внимательно, я заметил на столе пистолет, немного струсил, но понемногу оправился и приготовился к разговору.

Мне были заданы вопросы: “Что было в моём доме такого-то числа?”, “Кто был, что делали, о чём говорили?” Я всё рассказал, и вдруг такой вопрос: “А был ли среди вас Вербицкий (прораб Леспромхоза)?” — “Да, был”. — “Что он говорил?” — “Не слышал, да и Вербицкого видел впервые”. Допрос начался с угрозами. И тут я вдруг напустился на этого товарища примерно так: “Как вы можете подозревать меня в какой-то неискренности, обвинять в том, что я что-то скрываю. Я честно отработал в колхозе, мне весной идти в армию, а вы мне хотите испортить характеристику”, — и так далее в том же духе. В результате меня отпустили.

Как потом оказалось, учитель Волков донёс секретному сотруднику, что Вербицкий якобы предлагал ему вступить в какую-то партию. На самом деле тот имел в виду, что в крупных леспромхозах есть партии по разведке и заготовке лесоматериалов. Вот какие бывали дела в те достопамятные времена. После этого случая наш драматический кружок распался. От Волкова отвернулись все.

Мотивируя тем, что работники Мишутинской конторы Леспромхоза пользуются услугами избы-читальни и библиотеки, я обращался в Загорскую контору и кое-что выпрашивал там. Зимой 1936 года выпросил три грузовые машины и возил колхозников в Загорск на просмотр первого звукового фильма “Чапаев”. Помню, какое сильное впечатление он произвел на всех нас, сколько было разговоров после этого события. Там же я упросил отдать нам бильярд. Он был хотя и старый, но настоящий, большой. Мы его немного подправили, и от игроков отбоя не было.

Подготовил Александр ГИРЛИН

Источник информации: